- Я тоже, - искренне ответил я. - Но оказывается, я ещё нужен людям…

- Может быть, ты должен им большие деньги? - предположил Энтони. - Ну что, сгорели рюкзаки?

Он спросил это буднично, почти весело. И я ответил ему в тон:

- Сейчас догорают, наверное…

Наши взгляды встретились. В глазах Энтони были слёзы. Не от боли. Я понял - от обиды.

- Перевяжи меня чем-нибудь, - попросил он. И отвернулся.

ГЛАВА 25.

Позже я понял, что Сергеич не собирался убивать Энтони. Вторым выстрелом он рассчитывал прострелить англичанину и правое плечо тоже, а там - взять живым, иначе он никогда не промахнулся бы с десятка метров по неподвижной мишени. Он попал, куда хотел… Но тогда мне было не до этого.

Я промыл рану Энтони, как смог - холодной водой из полузатянутого илом колодца, прикрутил полоской от подола камуфляжа к плечу два листа подорожника и забинтовал - тоже куском камуфляжа, распоротым рукавом. К тому времени, когда я это закончил, совсем стемнело, а гроза началась, когда мы подходили к лесу - прошли огородами.

Точнее, гроза как таковая прошла стороной - гром был еле слышен, да и молнии сверкали как-то несерьёзно. Просто вдруг налетел страшный порыв ветра - холодного, пригнувшего к земле деревья на опушке - а потом хлынул ливень. С неба упала стена воды - и мы вымокли насквозь раньше, чем пробежали последние пять метров до леса.

Ветер улёгся тут же, но дождь продолжал полосовать лес. Из-за туч не было видно луны, мы шли в кромешной темноте, пока Энтони не сказал:

- Погоди. Надо ждать утра, а то заблудимся.

Он был прав. Но легко сказать - "ждать утра"! После нескольких попыток развести костёр мы сели под деревом, прижавшись спинами друг к другу и попытались задремать. Весь этот чёртов день мы ничего не ели, нервы стояли на боевом взводе, и каждый шорох заставлял хвататься за оружие и подолгу вслушиваться и всматриваться в ночь, ровно шумевшую дождём - словно она решила облегчить нашим врагам скрытный подход к ночлегу. В довершение все-го на нас напали комары.

Судя по всему,они решили отыграться за все те дни, которые мы находились под защитой гвоздичного масла. Дождь этим тварям был нипочём - они налетали толпами, способными разорвать в клочья медведя и даже не кусались - грызли, прокусывая камуфляж.Через какое-то время я понял,что сейчас сойду с ума. Самым настоящим образом. Мне хотелось спать, я был мокрый и продолжал мокнуть, есть хотелось тоже - а вместо этого ели меня! Я не выдержал - начал тормошить Энтони, который отмахивался как-то вяло и говорить ему, что надо идти, иначе нам крышка. А он вдруг тихо сказал:

- Извини, Эндрю, но мне совсем плохо. Иди один.

Холодея, я пощупал его плечо. Моя повязка насквозь промокла от крови, рукав его камуфляжа - тоже. Энтони дрожал, лоб у него был горячий.

- Уходи, - отчётливо сказал он. Это было последнее разумное слово, которое я от него услышал - англичанин начал бредить.

Я сел на мокрую землю и уставился в темноту, чувствуя, что по щекам ползут слёзы. Не дождь - слёзы. Я не хотел плакать - они сами по себе выползали из-под век и мешались с дождевыми струйками с моих волос. Я вытирал их уцелевшим рукавом, отмахивался от комаров и совершенно не знал, что мне делать, как быть. Энтони тихо разговаривал с кем-то - не по-английски, по-французски, кажется. Неужели рана грязная?! И кровь течёт… И температура у него… Что делать, что делать?!

Кажется, я выкрикнул эти слова в темноту. И вдруг понял, что кричу напрасно. Никто не подсажет мне, что делать. Некому тут подсказывать… Мне захотелось вскочить - и бежать, сломя голову, бежать, куда глаза глядят… Ведь это не джунгли, не тайга! Большой лес, да, но в нём живут люди, и я к ним обязательно доберусь… а потом вернусь за Энтони. Вернусь, непременно вернусь, вот только сам выберусь, чтобы привести помощь, некому же больше её привести…

И тут я понял ещё одну вещь. Сейчас я вскочу и на самом деле побегу прочь. Потому что это - СТРАХ, страх мне диктует, самый подлый страх - за себя, когда перестаёшь думать о других…

О друзьях перестаёшь думать.

Странно. Но ведь я никогда и не думал об Энтони, как о друге…

Я встал.Подошёл к лежащему англичанину. И, пробормотав: "Поехали!" - начал взваливать его - невероятно тяжёлого! - на спину…

…Плохо помню, как волок Энтони. Комары в самом деле кусались на ходу маньше,но в непроглядной темноте я несколько раз падал, запинаясь о какие-то коряги, рассадил себе лоб и понял это только от того, что в рот начала литься кровь - стекала по переносице на губу. Энтони больно валился сверху, как мешок с мукой, придавливал так, что вышибало дух. А потом я начал падать просто так. Сперва удивлялся, с чего это шлёпаюсь на ровном месте, но потом дошло, что я просто смертельно устал. Меня подташнивало от напряжения, а ноги заплетались…

Не помню, сколько я так шёл. Темнотища стояла жуткая, я даже на часы не мог посмотреть - вернее, смотрел, но без толку, пока не вспомнил про коробку с "набором для выживания" во внутреннем кармане камуфляжа. Я позволил себе остановиться, уложил Энтони на траву и, сев рядышком, достал коробку. Снял полоску скотча, которой она была заклеена по крышке и извлёк свето-кристалл.

Было шесть минут четвёртого. Дождь не дождь, тучи не тучи, но скоро начнёт светать… Комары снова налетели, я потащился дальше, пытаясь вспомнить карту, но мысли путались. Наконец я свалился капитально, повозился и понял, что с Энтони встать не смогу. Тогда я выполз из-под него, вцепился в воротник камуфляжа и потащил волоком. Этот чёртов лес обязан был где-то кончаться. Обязан. Или я уже иду по кругу, как начинает ходить заблудившийся, потерявшие ориентировку человек? Но если остановиться надолго, комары замучают…

Рассвет застал меня на ногах. Медленный, неохотный, как бывает в дождливое утро - казалось, он вообще не собирается входить в лес. Но я уже видел деревья, видел Энтони, видел свои руки - правда, не чувствовал их, на голой коже тут и там сидели комары. Надо было выбираться на открытое место и посмотреть, куда идти. Энтони мне очень не нравился - он дышал со свистом, губы потемнели, глаза запали. Да что же с ним такое?! Кровь, похоже, всё-таки перестала идти, повязка присохла.

В спину подуло ветерком. Я оглянулся - и остановился, пытаясь понять, что передо мной. Почему-то я стал хуже видеть.

Дождь прекратился, на большой поляне было настоящее утро, и небо на востоке за деревьями - чистое-чистое, оно обещало вновь жаркий день после дождливой ночи. В июне солнце встаёт на северо-востоке, это я помнил точ-но… Но что дальше делать -я додумать не успел. Посреди поляны, метрах в двадцати от меня, начинался пологий склон высокого кургана, поросшего травой. На самой его вершине росла небольшая дубовая рощица.

Во всём это лесу на десятки километров был только один курган. Всю ночь я забирал к северу - и вышел к Горелой Могиле. Это получалось почти смешно, и я вдруг вспомнил карту. На юго-восток от кургана, километрах в десяти - деревушка Разгуляй. Солнце постепенно будет смещаться к востоку - если я пойду, всё время держась к нему лицом, то выйду к деревне. Часа через четыре. Если и промахнусь, то ненамного. От облегчения я ослабел и понял, что ни-куда не уйду в ближайший час. Мне просто необходимо было хотя бы просто посидеть и отдохнуть… но сначала взобраться на курган. Там ветерок и нет комаров…

Почти ползком я втащил Энтони наверх и какое-то время сидел рядом с ним, прислонившись спиной к дубу и тупо созерцая лесную опушку внизу, встающее солнце и речушку, текущую вдоль леса метрах в двухстах от подножья кургана. Потом в голове зашевелились кое-какие мысли, напрямую связанные с урчанием в животе. В наборе среди прочего имелись леска и крючки. Правда, там нет наживки, но можно попробовать на листик. Плохо только, что был дождь - после сильного дождя клёв так себе… а вдруг повезёт? Я достал коробочку и принялся сооружать импровизированную удочку.